Наверное, власти выгодно, чтобы конфликт в Рижской Гребенщиковской общине назывался «конфликтом между старым и новым руководством общины». Однако, «старое» и «новое» руководства возникли лишь на собрании общины 26 февраля. После того как это собрание покинули сторонники наставника А.Каратаева, оставшиеся - во главе с И.Миролюбовым - посчитав, что собрание все еще имеет силу, продолжили его, избрали «новый» совет общины и приняли новые Уставы. Так появились «новые» и «старые». Конфликт же возник гораздо раньше, о причинах его Министерство юстиции ЛР уведомлялось, но, видимо, ждало, пока спор созреет от распри отдельных лиц до уровня общины. После 26 февраля на первый план выступил не внутренний конфликт в общине, а спор «старых» с Минюстом о законности этого собрания и принятого на нем Устова. Тогда я и стал его изучать.

Газета «СМ-сегодня» 15 марта опубликовала статью Т.Колгушкиной «Староверы «под колпаком», или что считать невмешательством государства во внутренние дела Рижской Гребенщиковской общины?", в которой в очень мягкой форме выражено мнение, что действия Минюста, поспешно принявшего правоту одной из сторон, были неадекватны и непродуманны.

«Новыми» подготовлен ответный текст (у меня его рукопись), озаглавленный почти так же, как упомянутая статья. Здесь выражена благодарность работникам Минюста и пожелание, «чтобы все чиновники республики работали столь же ответственно и оперативно».

Я давно уже не прекрасный Парис, к тому же любое яблоко предпочтения, отданное какой-либо стороне, стало бы яблоком раздора. Несмотря на то, что я лично знаю главных действующих лиц с обеих сторон, несмотря на то, что обе стороны предоставили мне довольно полную документальную информацию о происходящем, я считаю, что не могу публично выбирать правую и неправую стороны в этом конфликте. Я равно благодарен А.Каратаеву и И.Миролюбову за разъяснения. Но оценивать конфликт буду лишь в совокупности с действиями властей. То, как власти, на мой взгляд, решали, улаживали или провоцировали ситуацию в общине.

Безусловно грустно, что в церкви, которую очень уважаешь, происходит или провоцируется раскол, и в основе его – не разногласия в вопросах веры, а спор вокруг скарба мирского. Обе стороны называют одну главную причину спора – возврат государством имущества церкви и проблему – кто будет им править. Одни обвиняют других, что происходит «постепенное превращение религиозной общины в коммерческую фирму», последние упрекают первых в том, что в общине «появились силы, пытающиеся увести всю Древлеправославную Церковь в сторону от духовной жизни, втянуть в непредсказуемые политические дела, не свойственные положению Церкви». Я – иноверец и инородец – иногда посещал храм. Мне казалось, что здесь, хотя бы ритуально, канонически, чувствую глубокую, стабильную, неидеологизированную веру. Или же теперь иначе? И конфликт лидеров, подобно чеченской войне, переносится на народ, на приход? А спор о праве управления имуществом становится богословским спором? Не мне судить. Это вопросы постороннего. Лишь надеюсь, что возобладает мотив веры и все остальное пойдет на благо ей.

Что же касается власти, то на мой взгляд, после собрания 26 февраля истина ею не исследуется а, скорее, создается. Власть не считала нужным креститься, пока не грянет гром, а после «грома», не удосужившись доказательно аргументировать, приняла правоту одной стороны. И теперь занимается словесным блудом по принципу - «я сержант, я и прав». Я не получил от власти никакой информации, которая могла бы изменить это впечатление.

Я последовательно просил зав. отделом по делам религии Я.Залитиса, депутата Сейма А.Сейкста, заместителя госсекретаря Министерства юстиции И.Вайводе и министра Р.Апситиса предоставить мне всего три документа, которых могло бы быть достаточно для подтверждения правомерности и последовательности действий Минюст.

Во-первых, я просил предоставить мне результаты расследования и заключение Минюста по обращению группы прихожан, которое отдел по делам религии получил 24 октября 1994 года (ВХ. N№15/10-94). Информация предоставлена не бьиа. А.Сейкст мне говорил, что есть лишь два случая, когда власть может вторгаться в дела церкви. Первое – нарушение Устава. Второе – нарушение хозяйственной, экономической деятельности. Оба случая упоминались в обращении, а также перечислялось чуть ли не большинство мотивов конфликта ставшего публичным в феврале. Обращение также содержало просьбу к власти о содействии «в самое ближайшее время» или наделение этой группы правом пригласить для проверки состояния дел в храме независимую фирму. А.Сейкст, Я.Залитис, а также староверы говорили, что никаких действий Министерства юстиции по этому обращению не было. Так что же – считать, что Минюст провоцировал «переворот» в приходе? А.Сейкст, правда, дал мне копию своего письма (без даты) к министрам Я.Адамсону, Р.Апситису, генеральному прокурору Я.Скрастиныпу и начальнику госслужбы доходов Я.Пупченоку. Письмо называлось «О проверке работы Рижской Гребенщиковской общины староверов», но, судя по содержанию, оно написано в феврале или начале марта этого года.

Во-вторых, я просил предоставить мне заключение созданной распоряжением министра Р.Апситиса (№№1-1.6 от 1.03.95) рабочей группы, на основании которого комиссия (решение от 3.03.95) признает собрание от 26 февраля правомочным и принятие нового Устава законным. Усгав тут же, через пару дней, регистрируется. К тому же протокол упомянутого собрания содержит перечень якобы нарушаемых руководством общины пунктов Устава 1993 года. Обоснование легитимности собрания и хотя бы комментарии по нарушениям Устава Минюст не предоставил. Конечно, я выслушал мнения чиновников, но чиновник все же не государство. Серьезные или щепетильные дела должны быть документально обоснованы. Слов, о которых при надобности легко сказать - «вы нас не так поняли», не достаточно.

В-третьих, казалось важным от Минюста, а не от прихожан, получить протокол собрания от 26 февраля и подтверждающий его законность список регистрации членов общины с указанными номерами членских билетов. После долгих уговоров был предоставлен протокол без списка. Кстати, официально «старое» руководство ознакомлено Минюстом только с решением комиссии. Никаких других «новых» документов «старой» стороне ни Минюстом, ни другими не представлено. Пришлось помогать самому, чтобы услышать мнение противоположной стороны.

На основании имеющейся информации, сравнительного анализа Уставов, законов и подзаконных актов, а также наблюдая стиль отношения власти к конфликтующим сторонам и стиль перенятия дел, полагаю, что:

1. Законность собрания он 26 февраня с.г., после ухода значительной части членов общины, оспорима, а Устав, принятый на этом собрании, принят в нарушение Устава 1993 года, который в силе до принятия нового. Я благодарен Минюсту за то, что не предоставив конкретную информацию, он заставил меня изучить и сравнить имеющиеся государственные нормативы, касающиео церкви, религиозных дел, а также углубиться в духовне правила жизни старообрядчества. Я обнаружил противоречия законов, неуважение их к отдельным религиозным группам, противоречия Уставов общины (как 1993 года, так и 1995 года), зарегистрированных Минюстом, с законами времени их принятия, игнорирование подзаконными актами духовной специфики конфессий. Это отдельная тема. Безусловно, если Минюст опубликует свою конкретную аргументацию, я постараюсь опубликовать свой скучный аналитический экскурс в это дело. Здесь назову лишь наиболее явное нарушение, равно видное и спорщикам, и Минюсту. В протоколе «новых» записано, что поначалу на собрании зарегистрировано 205 членов общины. С А.Каратаевым ушло 85. Осталось 120. Они не имели права принимать Устав, ибо Устав принимается двумя третями «присутствующих на собрании». Сторонники И.Миролюбова после ухода части общины не начали новое собрание. Если Минюсту угодно или выгодно считать, что фраза «присутствующие на собрании» суть то же, что «находящиеся в зале на момент принятия решения», то я этому очень рад. Значит регистрация не является правовым подтверждением состоятельности собрания, а ненужной формальностью? И Сейм зря цацкается, проводя перерегистрацию перед каждым голосованием? Я непременно этим воспользуюсь, когда захочу разогнать Союз писателей. Пригласив всех, мне останется лишь добиться, чтобы 275 человек по какой-то причине вышли из зала. А с оставшимися пятью сторонниками разгона СП я уж решу, как угодно. Спасибо, душечка Минюст.

Кроме того, такого серьезного дела, как принятие Устава, изначально не было в повестке дня собрания. Большинство членов общины не были знакомы с текстом проекта. Представителями обеих сторон готовился к принятию новый Устав, и споры по его тексту не перерастали в общую конфронтацию. Также Устав 1993 гола был подготовлен представителями обеих теперешних «сторон» и утвержден на собрании, которым руководил И.Миролюбов (информация А.Каратаева). Теперь же оказывается, что в 1993 году Минюст зарегистрировал «пародию на соборность, карикатуру на коллегиальность и циничную насмешку над староверами». Что это староверы позволили нац собой насмехаться? И за что же благодарить Минюст, если он, оказывается, узаконил зарождение конфликта? Или благодарить за это?

2. Зная о серьезных, даже криминальных претензиях части прихожан к конкретным людям, но не проверяя эти упреки, не анализируя букву Уставов, не принимая мер, Минюст будто бы дожидался, чтобы ситуация стала «оптовой» и произошел раскол. И после этого, также без объяснений и без анализа, углубил конфликт, априорно решая в пользу одной из сторон. Как следствие неразборчивых поступков власти (Минюста, полиции) появились «идеологические» объяснения конфликта: им (т.е. властям) надо отторгнуть верующих граждан от верующих неграждан; так «они» готовят себе послушный электорат на предстоящих выборах, и т.п.

3. Кстати, Минюст, как утверждают газеты, не договорился 17 марта со «старым руководством» о решении конфликта на собрании общины. Собрание, очевидно, будет и так. «Старое» руководство просило не о собрании, а о приостановке действия решения комиссии на время поста и Пасхи, после которой собралось бы собрание. Перенятие дел проходит в таком стиле, что мешает проведению служб и отправлению других ритуалов. На приостановку «высшего дозволения» дано не было, и староверы получили лишь напутствие «ничего не публиковать в печати». Да и самой встречи у министра эта сторона добилась лишь после того, как несколько десятков староверов нелепо постояли под ок¬нами Кабинета министров. Хотя «старые» до этого несколько дней тщетно добивались у чиновников этой встречи, а за день до нее я безуспешно просил министра о том, чтобы обе стороны имели равную информацию и равное право на объяснение своей позиции. Не¬адекватный стиль власти - то же вмешательство.

Полиция была привлечена для подтверждения законности происходящего силой. «Использование наручников, попытки закрыть храм, взламывание дверей, вскрытие сейфов» - это все декоративная мишура для подтверждения чьей-либо правоты. Знаменателен ответ начальника Главного управления полиции господина Бугая от 16 марта с.г. (№№ 18/Х-53) на заявление «старого» руководства от 10 марта. Господин Бугай пишет: «Ваше неподчинение законным требованиям государственных институций и игнорирование имеющих силу законов есть отнюдь не вмешательство государства в дела церкви, а богохульство». Однако в заявлении не оспаривается решение Минюста, а говорится лишь о стиле поведения полиции. И вот что получается, когда отвечаешь не по существу заявления. Выходит, что господин Бугай считает «законными требованиями госинституции» «попытки выгнать молящихся, закрыть храм, угрозы одеть наручники и силой доставить в участок». Но даже в том случае, если бы использующие власть были абсолютно правы, уместно ли в храме утверждать свою правоту силой? Если это не угрожает животу кого-либо или не чревато вандализмом? Или же это нарочная демонстрация того, за кем сила? Я не виню полицию. Очевидно, ей было дано указание помочь «перенять дела» в храме так, будто речь идет о выселении «малины». Полиция продемонстрировала лишь привычную неразборчивость и безразличие к месту действий.

4. Так как собрание 26 февраля объявило о выходе Гребенщиковской общины из-под «духовной опеки» Центрального Совета Древлеправославной церкви Латвии, а сам ЦС и Духовный Суд в то же время приняли серьезные решения, касающиеся «нового» руководства, мотивируя эти шаги решениями соборов и съездов Древлеправославной церкви Латвии и второго Всероссийского Поморского Собора 1912 года, Минюсту следовало бы иметь хотя бы нейтральный комментарий с этой точки зрения. Чтобы избежать столкновения принципов соборности староверов и их духовных решений с устанавливаемыми мирскими правилами. Например, если раскол духовный, то как определяются юридические права обеих частей общины?

5. Неприглядную роль в развитии этого конфликта сыграла газета «Земляки» (редактор В.Сорочин), опубликовав несколько низкопробных анонимных (под псевдонимами) статей. Обе стороны считают усилия газеты неграмотными, направленными на политизацию общины.


Вряд ли в Министерстве юстиции Латвии собрались такие уж непрофессионалы. В чем же дело? Дело в Фоме. «Фома Пухов не одарен чувствительностью, он на гробе жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяйки» (А.Платонов). Также, и власти, будто бы озабоченные делами в храме, все же позволили себе неразборчивость в средствах и недоказанность. Они ведь власти. То, что Минюст, разбираясь в этом конфликте, халтурил и сейчас пытается эту халтуру узаконить, кажется мне очевидным.